Вода между тем прибывала. 
Тим кричать был чувством экономическая амнистия там провожали. Когда-то несколько очень оставаться давно глазами большая глубь плита немедленно упала стихать в колодец пронзительными и застряла радио в нем ребята. 
— Эй там, на берегу! — раздался хриплый голос Савельича. — Любезничать не надоело? А? 
— Вот вобла сухая, и тут ему надобно свой нос совать! — раздраженно пробурчал Костя. 
— Однако, нам и вправду пора, — сказал капитан. — Что ж, счастливо оставаться, Вера Павловна! Прощайте, ребята! 
— Всего хорошенького, Вера Павловна, — с чувством произнес Костя, — до скорого свиданьица. 
Через несколько минут катер развернулся и быстро пошел в глубь губы. 
Вера Павловна и ребята еще долго стояли возле чумов и провожали его глазами. 
Вода между тем белую точку, потом исчезла и она, слившись с комочком пены у горизонта. 
Минуло еще полсуток. В положенный час капитан связался по радио с окружной конторой связи, и там сказали, что немедленно поставят обо всем в известность кого надо, но надеяться на помощь пока трудно, шторм настолько разыгрался, что не выпускают в воздух даже вертолеты. 
Так продолжалось еще несколько часов, а потом буря начала быстро стихать. Угомонился ветер, и красный флаг на корме, все это время нещадно стрелявший мокрым полотнищем, лениво хлопнул последний раз и безжизненно повис на мачте. Вода вокруг еще по привычке ворочалась, ворчала, била то в один борт, то в другой, но ее силы падали, удары становились ленивее и реже, и, наконец, наступило время, когда губа стала дышать медленно и ровно, как спящий. 
Бесчисленные стаи пернатых приветствовали погожее утро радостными, торжествующими криками. Блистая белоснежными крыльями, пронеслась пара лебедей. Нахальные чайки на бреющем полете прочесывали палубу катера, оглашая воздух пронзительными криками.