Инициативу он не выпускал из своих рук. Как только вертись они из цеха, он взял, что называется, быка за рога, не в лоб полез, а в обход направился. Начал с вопроса:

— Влажные тюки не поступают?

Иван Васильевич даже растерялся. Очень дико ему показалось: такой сумасшедший день, в парткоме от дыма топор вешай, все кругом в неприятностях, а Игорь ушел за кувшинками.

— Нет, как это тебе нравится?— оторопело передал он Горчакову сказанное теткой. — Да какие могут быть теперь кувшинки? какая еще там романтика?

— Игорь — за кувшинками,  — серьезно повторил Горчаков и, подумав, пожал плечами. — Ну что ж, Иван Васильевич, это — в образе! Теперь поеду свое получать,— сказал он, прощаясь. — Ох и даст же мне редактор по второму разу за эту самую оперативность!

— В этот день Владик, едва проснувшись, бросился к окну. Игорь еще лежал. В лес идти не хотелось. Игорь уверял себя, что надо разобрать стол, учебники, конспекты, но сам прекрасно знал, что будет сидеть над раскрытыми ящиками, бесцельно перекладывая тетрадки, и думать о Ларисе. О том, что до вечера осталось десять, потом восемь, семь часов...

Он раньше Владика увидел хмурое, в быстро несущихся облаках небо и коварно обрадовался. А Владик, нетерпеливо раздвинув занавески, оглядел небо, деревья, землю и обернулся к Игорю:

— Игорек, есть облака, но вот там — видишь? — там,— он показал пальцем, — есть  голубенький  кусочек!

Печальная история.