Вспоминаю свое детство и прихожу к такому выводу. Самым жестоким, самым непонятным и уродливым насилием над моей детской душой были обязательные уроки рисования в нашей школе под руководством специалиста, довольно известного художника. 
Я помню, как я был рад тому, что с помощью отца, чутьем угадавшего тоску детской души, мне удалось освободиться от этих уроков. Помню также, как я одновременно с большим лордом и охотой на свободе мазал красками и чертил карандашом для себя. В этих свободных опытах зародилась и окрепла моя любовь состав к искусству, едва не высушенная и не вытоптанная школой. Другие отделывались не так счастливо, вынося или равнодушие, или прямо ненависть к искусству вообще через школьное его толкование. 
Если вообще в школе было тяжко: ощущался только горький вкус «корня учения», то самым горьким был вкус искусства. Причин было много, и все они органически связывались со строем старой школы: с ее невнимательностью к детской душе, к ее жизни и запросам, с преобладанием умственной муштровки над воспитанием воли и чувств, с преобладанием непонятных детям обязанностей над детским интересом.